|
Илья Колкер Москва
* * *
Как в летнее солнцестоянье хмельная играла лоза,
От Вас исходило сиянье, забыть о котором нельзя.
Лучитесь волнующим светом, покуда тот свет не иссяк,
Вы были любимы поэтом, что, я Вам скажу, не пустяк!
Не важно - на Вас он истратил пятнадцать минут или лет,
А важно, что Ваш воздыхатель был, видно, хороший поэт,
Поскольку словами седыми не стал испошлять свой сонет
И медлил придумывать имя тому, чему имени нет.
Когда-нибудь рифмы, как сонмы русалок, всплывут из глубин.
Он Вас обязательно вспомнит в каком-нибудь "Я Вас любил..."
Пока же сии мадригалы еще не явились на свет,
Под сенью вина и опалы он все еще чудный поэт.
Пусть каждый живет, как умеет, пеняя на долю свою,
Но всякий при этом имеет свой орден за доблесть в бою:
Сквалыга гордится монетой, весталка - своей красотой...
Вы - были мечтою поэта. И славно, что только мечтой.
1997
ДУШЕВНОЕ
... только время уносит все дальше,
и слуга Ваш покорный уже,
выражаясь помягче, не мальчик,
и подумать пора о душе.
Я Америки здесь не открою -
всем когда-то уйти суждено.
Осыпаются Спарты и Трои,
Атлантиды уходят на дно,
разбиваются волны о скалы,
диффундируя в трещины скал...
Я видал в этой жизни немало,
много думал и много искал.
В жизни многое мне открывалось
о природе, любви и судьбе,
но при этом душа оставалась
недоступною вещью в себе.
Мне рецептов бессмертья не надо -
мне хоть пропадом все пропади,
но биенье бессмертной монады
я подчас ощущаю в груди.
Я душой распрямлялся,
слагая непонятные многим стиши,
и тебя я любил, дорогая,
всеми фибрами этой души.
Все невечно, мой ангел, в природе,
наш финал некрасив и зловещ,
но мгновений моих на исходе
я пойму недоступную вещь.
И от счастья такого калибра,
каковой невозможно объять,
развернутся души моей фибры.
И уже не свернутся опять.
1996
* * *
И повезет кораблик нас с тобой
так медленно - вдоль старой мостовой -
так нехотя - вдоль мутного канала -
так робко - мимо Спаса на Крови,
как будто объясняется в любви
и слов ему для объяснений мало.
Постой, мой перевозчик, мой Харон,
притормози за этим фонарем,
подержимся за крылья золотые.
Попросит кто-то пригоршню монет,
а мне б сбежать из призрачных тенет
в причуды уголовно-молодые.
Неслышным поворотом головы
нас провожают золотые львы
и застывают, будто бы о чем-то
задумались. Осанка королей...
А мне другое золото милей -
моей наяды золотая челка.
Она ведь тоже в золотую масть...
Мне знать бы: где придется ей упасть,
я, как солому, душу постелю ей.
Чтоб плыть ей мимо боли и беды,
как мы плывем, не чувствуя воды,
и каждый мост навстречу - Поцелуев...
И мимо этой каменной красы
кораблик наш все меряет часы -
по кругу в час, что напрокат у лета
мы взяли в этот бесконечный день.
И зябко нам. И за спиною тень.
И речка - то ли Мойка, то ли Лета.
1998
|